Одним из первых декретов советского правительства стал Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви, выпущенный еще в начале 1918 года.
Суть закона не всегда правильно понималась местными властями, поэтому правила практического применения этого декрета приходилось разъяснять и в 1922 г. Так, в циркулярном письме секретаря Петрогубисполкома Н.К. Комарова всем уисполкомам, волисполкомам и сельсоветам говорилось, что все богослужебные здания бесплатно передаются общинам верующих и что только в случае отсутствия желающих взять на себя содержание церковных зданий они могли быть использованы местными властями для иных надобностей. Преподавание закона божия в церквах и дому допускалось вполне свободно, но только лицам, достигшим 18 лет. Религиозные обряды (венчание, погребение, крещение и т.д.) не имели в советском государстве юридической силы и являлись частным делом служителей культов и верующих.
Священнослужители в СССР были лишены избирательных прав, однако препятствий их профессиональной деятельности власти не чинили, за исключением случаев, когда священники вступали на путь контрреволюционной пропаганды.
Ни о каком юридическом запрете религии в СССР не было и речи – борьба с религией велась иными средствами, прежде всего, идеологическими. В газетах появлялись карикатуры на священников, сатирические статьи с разоблачением их лицемерия и стяжательства, обличалась темнота и отсталость верующих, несущих последнюю копейку корыстным попам. При этом религиозные праздники долгое время оставались официальными выходными – власти понимали, что устоявшиеся традиции нельзя отменить одним декретом.
«Опиуму для народа» была противопоставлена гуманистическая светская культура, к которой советская власть приобщала широкие народные массы путем ликвидации безграмотности, введения обязательного школьного обучения для детей, открытием доступа в музеи, филармонии и другие культурные учреждения всем желающим. Достигнутые результаты впечатляли – множество людей, особенно молодых, жадно тянулись к знаниям и новой жизни. Но оставалась проблема недостатка бытовой культуры, которую невозможно было решить за короткий срок, и которая даже усугублялась по мере переселения в города больших масс сельского населения.
В 1924 году Троцкий уездный исполком принял несколько постановлений, направленных на борьбу с бескультурьем в быту – ввел административные наказания за появление в публичных местах в пьяном виде и за самогонокурение, воспретил курение в театрах и кинематографах, сквернословие, плевание на пол и шелушение семечек. Отдельное постановление касалось охраны общественных садов и парков, где запрещался выпас скота, стирка белья, мытье посуды и ловля рыбы.
Путь решения проблемы виделся в культурной смычке города и деревни, повышении грамотности и сознательности крестьянства. Эту задачу, как писал в своей статье корреспондент «Красной деревни» Н. Моторин, должны были выполнить демобилизованные красноармейцы, прошедшие «политическую школу», передовики-крестьяне, а в первую очередь – рабочие, которым предлагалось взять над деревней культурное шефство.
Суть закона не всегда правильно понималась местными властями, поэтому правила практического применения этого декрета приходилось разъяснять и в 1922 г. Так, в циркулярном письме секретаря Петрогубисполкома Н.К. Комарова всем уисполкомам, волисполкомам и сельсоветам говорилось, что все богослужебные здания бесплатно передаются общинам верующих и что только в случае отсутствия желающих взять на себя содержание церковных зданий они могли быть использованы местными властями для иных надобностей. Преподавание закона божия в церквах и дому допускалось вполне свободно, но только лицам, достигшим 18 лет. Религиозные обряды (венчание, погребение, крещение и т.д.) не имели в советском государстве юридической силы и являлись частным делом служителей культов и верующих.
Священнослужители в СССР были лишены избирательных прав, однако препятствий их профессиональной деятельности власти не чинили, за исключением случаев, когда священники вступали на путь контрреволюционной пропаганды.
Ни о каком юридическом запрете религии в СССР не было и речи – борьба с религией велась иными средствами, прежде всего, идеологическими. В газетах появлялись карикатуры на священников, сатирические статьи с разоблачением их лицемерия и стяжательства, обличалась темнота и отсталость верующих, несущих последнюю копейку корыстным попам. При этом религиозные праздники долгое время оставались официальными выходными – власти понимали, что устоявшиеся традиции нельзя отменить одним декретом.
«Опиуму для народа» была противопоставлена гуманистическая светская культура, к которой советская власть приобщала широкие народные массы путем ликвидации безграмотности, введения обязательного школьного обучения для детей, открытием доступа в музеи, филармонии и другие культурные учреждения всем желающим. Достигнутые результаты впечатляли – множество людей, особенно молодых, жадно тянулись к знаниям и новой жизни. Но оставалась проблема недостатка бытовой культуры, которую невозможно было решить за короткий срок, и которая даже усугублялась по мере переселения в города больших масс сельского населения.
В 1924 году Троцкий уездный исполком принял несколько постановлений, направленных на борьбу с бескультурьем в быту – ввел административные наказания за появление в публичных местах в пьяном виде и за самогонокурение, воспретил курение в театрах и кинематографах, сквернословие, плевание на пол и шелушение семечек. Отдельное постановление касалось охраны общественных садов и парков, где запрещался выпас скота, стирка белья, мытье посуды и ловля рыбы.
Путь решения проблемы виделся в культурной смычке города и деревни, повышении грамотности и сознательности крестьянства. Эту задачу, как писал в своей статье корреспондент «Красной деревни» Н. Моторин, должны были выполнить демобилизованные красноармейцы, прошедшие «политическую школу», передовики-крестьяне, а в первую очередь – рабочие, которым предлагалось взять над деревней культурное шефство.